Колыбель революции

У одного вельможи состоялось типичное для того времени собрание. Были гости из всех слоев и сословий, единственное, что их объединяло, это то, что многие из них были людьми очень интересными, в основном, из творческой интеллигенции.

Разогретая хорошим вином компания блистала остроумием, часто на грани пристойности. Кроме скабрезностей, также многие щеголяли своей революционностью, даже, а может и в первую очередь, придворная аристократия.

Кто-то цитировал стихи Дидро:

Кишкой последнего попа

Последнего царя удавим.

Все шумно и с одобрением говорили, что скоро будет революция, которая сметет все ненужное, и наступит царство Разума. Люди пожилые опасались, что не доживут до нее.

И лишь один человек не разделял всеобщего восторга. Это был писатель и мистик Казот.

-Вы все доживете до этой великой революции. Но знаете ли вы, что с вами будет потом?

Все с насмешками попросили им предсказать.

-Вы Кондорсе, отравитесь ядом в тюрьме…Вы, Шамфор, перережете себе вены…Вы, Николаи, кончите жизнь на эшафоте, и вы тоже, и вы. Отправят вас туда люди, которые будут говорить прекрасные речи о прекрасной революции и цитировать тех же философов, что и вы. Они будут твердо уверены, что делают это для блага народа.

-А я, - воскликнул рассказчик. – Что будет со мной?

-Чудо, - ответил Казот. – вы выживете, и притом станете глубоко верующим христианином.

-Я? Что за чушь!

Слава Богу, что я женщина, - сказала герцогиня. – Нас это не коснется.

-Ошибаетесь. Немало женщин будет казнено, в том числе и вы.

- Но меня хотя бы повезут в траурной карете? – весело промолвила герцогиня.

-Нет, вас повезут в тюремной повозке, как и дам, более высокопоставленных.

-Принцесс крови?

-Берите выше.

-Вы еще скажите, что нам не дадут исповедаться!

-Да. Последний казненный, которому дадут такое право…

-Кто же?

-Его Величество король Франции.

Хозяин дома вскочил на ноги.

-Господин Казот, ваша шутка зашла слишком далеко. Говорю вам, хватит.

Казот приготовился уйти, но одна из дам перехватила его, попытавшись обратить все в шутку.

-Господин пророк, а как же вы?

-Помните того еврея из Флавия, который ходил по стене Иерусалима во время осады и восклицал: «Горе тебе, город сей». А потом сказал: «Горе мне», и камень из катапульты убил его на месте. Так вот, это я. – сказал Казот и вышел.

…

Скорее всего, это история выдумана Лагарпом задним числом. Но она хорошо передает то, что большинство людей не видят будущего даже на несколько лет вперед.

***

В 1715 году закончилась эпоха великого Людовика XIV. Он правил настолько долго, что передал трон сразу правнуку, Людовику XV, которому было всего пять лет. Сначала правил его беспутный дядя, при котором французский двор считался самым развращенным в Европе. Учитывая, какие нравы были повсюду в XVIII веке, это нужно было постараться. Впрочем, правил он недолго.

Людовик XV

Затем, несмотря на то, что Луи объявили дееспособным, государством правил первый министр кардинал Флёри. При нем была Стабильность ™, или застой, как посмотреть. В 1743 кардинал помре, и Людовик начал править самостоятельно. Набрав потихоньку ход до этого, сраная Франкашка уверенно покатилась в сраное говно.

Людовик под номером пятнадцать был не то, чтобы дебилом, но любил забивать свой королевский хер на все на свете. Как и дядя, он больше всего любил развлекаться и тратил на это деньги из бюджета в неебических количествах, благо, ему как королю отчитываться было не надо. Вечеринки с кокосом и шлюхами винами и фрейлинами шли одна за другой.

Ну, это-то ладно, хуже, что бабы оказывали на Луя магнетическое воздействие. Та из них, кто лучше других крутила чреслами, крутила Людовиком как хотела.

Самой известной его фавориткой была маркиза Жанна де Помпадур. Она захомутала короля и делала с ним все, что хотела. От связи с королем Помпадур получила кучу дворцов и денег, ее муж – доходную должность, а Людовик – сифилисдыру в бюджете. Дыра образовала дыру… стоп, хватит.

Она постоянно раскручивала Люду на огромные траты. Когда ее стали критиковать в народе, она начала жестоко за это мстить.

Когда же Помпадурша перестала его вставлять, и он прекратил ей вставлять, она начала подкладывать под него молоденьких телочек, сохраняя внимание на Луя до самой своей смерти.

Когда началась важнейшая для Франции Семилетняя война, ПомпаДур(а) и здесь отметилась, назначая людей (через Людовика, ясное дело) на гражданские и военные места, исходя из того, насколько они ей угождают.

Помпадур

-Мой королевский олененочек, поставь этого месье командовать.

-Зая, а что, он воюет хорошо?

-Да нет, но, когда лижет, усы так смешно щекочутся. И вообще, я обещала.

-Уи, машер, сделаю.

…

-Зая, мы все проебали. Твой полководец оказался говном.

-Не печалься, милый, после нас хоть потоп! (Да, именно она, и именно по этому поводу сказала легендарную фразу.)

В общем, Франция просрала Семилетнюю войну. С треском. А с просером войны в трансцендентный сортир отправились французские владения в Индии и Канада.

И все же, и все же, нужно признать, что Луи время от времени спохватывался и пытался в реформы. Но тут же всплывали все баги французского абсолютизма, и пар уходил в свисток.

Так, в 1749 году министр Машо с отмашки короля подготовил введение всесословного налога, который пришлось бы платить привилегированным. Парламенты взъелись и обкорнали закон.

После просраной семилетней войны Людовик XV сделал еще одну попытку обустроить Францию. Канцлер Мопу решил бить в корень проблемы – уничтожить мешающие парламенты. В глубокой секретности была подготовлена судебная реформа (1770-1774). Четко и быстро парламенты ликвидировали, заменив их новыми более совершенными судами.

-Ну, сейчас начнем реформировать, да пользу наносить, - потирали руки король и Мопу. Но… в 1774 году в названии короля прибавилась единичка. Иными словами, Луи 15.0 помер, и на престол взошел Луи 16.0.

Молодой король, которому было тогда двадцать, много слышал, что дворяне жалуются на реформу Мопу. Поэтому первое, что он сделал, отменил ее. Канцлер был отправлен в отставку. Перед ней он сказал что-то вроде: «Я сделал для короля то, что не могли сделать триста лет. Но если ему угодно быть долбоебом, пусть будет. Ебитесь со всем сами, а я пошел домой».

Людовик XVI

Новый король в принципе не был обезображен интеллектом, ни силен характером. Чистая посредственность, троечник на троне. В жизни он любил только три вещи: кушать, охотиться и работать руками. Любил слесарить и точить на станке. Был вялым, добродушным, бывали случаи, когда его отчитывали, и даже кричали на него придворные. Умственный труд его утомлял, он частенько дремал на правительственных заседаниях.

Но, надо признать, что первые годы Людовик честно пытался провести необходимые реформы. Беда была в том, что ему не хватало ни ума, ни воли довести все до конца. Первая трудность – и король бросается от реформаторства к охранительству.

В первый же год на пост министра финансов королем был назначен А.Р.Ж. Тюрго, талантливый администратор и крупный ученый-экономист.

Тюрго был предок тех современных либералов, которые считают, что главное – установить свободный рынок, а уж невидимая рука рынка порешает сама собой все проблемы, от облысения президента, до отсутствия подходящего к случаю бокала под стекломой у бомжа Иммануила.

Впрочем, в эпоху тотальной регламентации промышленности и торговли это вполне имело смысл. Тогда многие ученые экономисты выступали за принцип laissez faire (невмешательство в экономику).

Тюрго начал с хлебной торговли. Она была зарегулирована донельзя. Цель этого была в том, чтобы на рынке всегда была мука, и цена на нее была на приемлемом уровне. Министр убрал большую часть ограничений. Он был готов, что цены скакнут, но считал, что это только на пользу экономике.

Но ему не свезло. Урожай 1774 года был плохой, и цены поднялись сильнее, чем ожидалось. По всей Франции разгорелась «мучная война», серия выступлений народа за «справедливые» цены.

Людовик кикнул Тюрго, тот ушел, потирая зад, и бормоча: «Ебитесь сами». На смену ему пришел Ж. Неккер, банкир и экономист.

Король все больше разочаровывался в реформах, и все больше времени проводил на охоте и в мастерской.

-Ваше Величество, казна пуста, в стране голод, народ бунтует.

-Ага. Смотри, какой я хуй выточил. Иди, покажи народу.

Все больше влияния на него оказывала супруга.

В 1770 году он женился (точнее, его женили) на австрийской принцессе Марии-Антуанетте. Позже многие ее демонизировали. На самом деле, она скорее была незлой, но пустоголовой бабенкой, любящей дорогие развлечения. Она тратила миллионы на все новые балы, наряды и дворцы, и слышать не хотела, когда Луи робко просил ее экономить. В народе Антуанетту прозвали «мадам Дефицит».

Мария-Антуанетта

Говорили и о том, что королева слаба на передок. Доля истины в этом была. Целых семь лет Людовик не трахал жену, потому что у него был фимоз (залупа не заголяется, пардон май френч), а он боялся резать. В это время Антуанетта постоянно флиртует с мужчинами на балах. Свечку никто не держал, но ясен пень, все говорили, что королева ебется направо и налево.

Апофеозом скандалов вокруг королевы стала история с ожерельем. Кардинал Роган хотел стать министром. Светская авантюристка графиня Ламотт, посоветовала ему купить и подарить королеве зверски дорогое ожерелье. Сказано, сделано. Кардинал купил цацку (в кредит). Ламотт ему устроила встречу ночью в парке якобы с королевой. Он отдал ожерелье и стал ждать результат. Но королева министром его не делала, и вообще смотрела на него, как на пустое место. До Рогана стало что-то доходить. На него настучали ювелиры, которых он кормил завтраками, его арестовали, Роган сдал графиню. Ожидаемо оказалось, что никакой королевы в парке не было, а ожерелье продано в Англии. Кардинала оправдали, графиню посадили на п/ж, но она сдернула с кичи и стала распускать слухи, что кардинал хотел не пост министра, а августейшую писечку.

Траты двора выставлялись как главная причина дефицита в бюджете, но на самом деле, это было только каплей в море военных расходов. Во внешней политике Людовик так же был неудачлив, как во внутренней.

Когда разгорелась война за независимость североамериканских колоний (будущих США), король радостно вписался на стороне повстанцев, радостно приговаривая: «Вы мне еще за Квебек ответите».

Ирония была в том, что абсолютная монархия помогала республике против конституционной. Впрочем, во внешней политике комбинация типа: зоозащитники совместно с охотниками пиздят веганов, не считается чем-то из ряда вон.

Правда, первые пару лет Луи стеснялся воевать открыто, посылая в Америку гуманитарные конвои с оружием и добровольцев. Но потом война началась уже открытая. И… выиграли! Но хули толку, прибытка от победы было чуть, зато расходов до двух миллиардов.

Неккер не хотел злить французское общество, и не поднимал во время войны налоги. Французам казалось, что он берет деньги из воздуха. А министр банально деньги занимал. Причем у иностранных банкиров. А это значило, что правительство не сможет сшить дело на кредиторов и отнять назад выплаченное. К 1789 году госдолг Франции достиг астрономических чисел.

У этой войны было и еще одно последствие. Французы, особенно элита, очень близко к сердцу принимали борьбу американцев за свободу. В Америку поехала куча добровольцев, помогать. Самый яркий пример – маркиз Лафайет. С Америки в свою очередь приплывали с ответными визитами благодарности, помимо прочих, и стодолларовый Бенджамин. Устраивались разные мероприятия в духе: «Француз и американец братья навек». Поэтому французы были в курсе, что американские республиканцы детей не едят и общность жен не устраивают, а живут вполне нормально и даже хорошо. И в головах подданных Людовика всплывал вопрос: «А мы чем хуже?»

От плохого к худшему

Вторая половина восьмидесятых для Франции это перманентная жопа. Засуха, град, недород шелка, мороз. Все это вызывало голод и безработицу. На десерт был подан промышленный кризис. Пытались вывозить больше вина, заключили договор с Россией. Но Россия воюет с Турцией, та перекрыла черноморские проливы. Заключили договор на экспорт с Англией, пришлось открыть границы для английских товаров, вина вывезти сразу не получилось из-за неурожая, зато промышленность крякнула от дешевого импорта.

И еще полдесятка жоп поменьше. Все это, конечно, сопровождалось народными выступлениями и дворянской фрондой.

Стало приближаться полное государственное банкротство. Выплаты по долгам занимал половину бюджета. Нужно было вводить налоги на дворян и священников, выхода не было. Продраться через сопротивление парламентов было слишком сложно, и тогда для утверждения новых налогов министр Калонн собрал нотабли. Это были старинные собрания, генеральные штаты на минималках, где участвовали только дворяне и депутаты не избирались, а назначались королем.

Нотабли собрались, но налоговую реформу провалили, заявив, что они не правомочны, и нужно собирать Генеральные штаты. Зато они сумели скинуть министра, обвинив его в растрате. Нотаблей пришлось распустить.

И опять преемник Калонна пытается провести налоговую и другие назревшие реформы, и опять парламенты их саботируют. В гневе король высылает парижский парламент в провинцию, надеясь, что мажоры заскучают и пойдут на уступки. Но общественное мнение воспринимает их как героев, и самому королю приходится уступить. И парламент теперь требует штатов.

Король нажимает, дворяне обращаются к народу и начинают пиздеть о правах человека, и как они этот народ мечтают защитить. И народ устраивает волнения, тем более что кушать и работы нет, терять нечего.

Против выступлений используют армию, но офицеры – те же дворяне. Показательно восстание в Гренобле. Местный парламент отправили в ссылку, его члены воззвали к народу, произошло восстание. Солдаты и офицеры отказались стрелять в народ, а те, кто все же стал это делать, были забросаны с крыш черепицей.

-Восстали жители Гренобля.

Чего, бля?

-Гренобля, бля, Ваше Величество.

Позднее в том же Гренобле население выбрало провинциальные штаты, и они призвали всю страну последовать их примеру.

И король сломался. В августе 1788 года было объявлено, что первого мая 1789 года будут созваны Генеральные штаты. Но теперь встал вопрос, а как штаты будут избираться и голосовать. В 17 веке от каждого сословия выбиралась треть депутатов, и то, что 4% населения контролировали 2/3 голосов, никого не ебало. Дворяне хотели воскресить славную традицию. Но времена изменились, и быдло почему-то не согласилось.

Министром в конце 1788 стал снова Неккер, которого в народе считали финансовым волшебником. Он и уговорил короля дать третьему сословию (напоминаю, это вообще все кроме дворян и попов) 50% голосов.

В январе 1789 вышел регламентирующий указ короля, и началась предвыборная кампания.

Вряд ли король, вряд ли сами французы ожидали такого дикого ажиотажа, который поднялся в стране. У людей в первый раз за 200 лет появилась возможность поучаствовать в политике. Людей давным-давно никто не спрашивал, они должны были смирно выносить королевский произвол, а тут они получили возможность хотя бы озвучить свое мнение.

Как будто бы ниоткуда выскочила целая куча комитетов, кружков, клубов и газет, в которых обсуждались куча политических вопросов, вырабатывались программы и наказы будущим депутатам. На самом деле, все эти социальные сети (в изначальном смысле) существовали не отсвечивая уже давно. Произошел раскол элит. Народ разочаровался в аристократии и духовенстве, выступающих против короля, но тянущих страну к феодализму.

Но среди первых и вторых были люди, которые были увлечены новыми передовыми идеями прав человека и конституции. Их называли «патриотами». И были тысячи, десятки тысяч выходцев с низов, молодых, амбициозных, рвущихся наверх, которым ничего не светило при старом режиме.

Из духовенства вышло на удивление много революционеров. Сийес, Фуше, Талейран, все эти будущие министры Республики и Империи, были священниками.

Дворянство было гораздо более консервативно. Но и из него вышли такие люди, как Лафайет и Мирабо.

Ну, и конечно, множество людей из низов среднего класса. Робеспьер, Дантон, Демулен, Марат.

Эти люди были совершенно разными по происхождению, но спаянными общей идеологией, которую на тот момент можно грубо свести к: «Ограничим власть короля как в Англии». И эти люди готовы были заменить элиту старую.

Генеральные штаты

Выборы не были ни всеобщими, ни прямыми, ни равными. Голосовать могли только мужчины с 25 лет, платящие определенный размер налога. Дворяне голосовали напрямую, остальные через сложную, многоступенчатую систему.

5 мая 1789 года штаты начали работу. Она шла в городе-резиденции короля, Версале, в одном из дворцов.

Большинство дворян были настроены консервативно, большинство священников либерально, третье сословие хотело крупных перемен. Но все единым фронтом выступили против абсолютизма. Власть короля должна была быть ограничена.

Среди депутатов признанной звездой был, и оставался до самой смерти в 1791 (умер сам, lucky bastard), граф Оноре де Мирабо. Это был человек с такой биографией, от которой голливудские сценаристы позеленели бы от зависти. Он достоин отдельного поста, который, может быть, и будет.

Мирабо родился в 1749 году в семье дворянина. Новорожденный был с кривой ногой. Через пару лет небеса сказали: «Лол, глянь на мальца, а если так?» и отправили ему оспу, которая обезобразила ему лицо. Несмотря на это, Мирабо всегда был любимцем женщин, такой от него пер магнетизм.

Я урод, меня девочки не любят, хнык.

Ну люби мальчиков, щенок!

Отец с детства ненавидел сына за внешность и непокорный характер. Когда Мирабо служил в армии, отец добился его заключения в тюрьму за долги и интрижки с женщинами. И так он поступит еще не раз. Первую книгу сына Мирабо-старший демонстративно сжег. Из одного замка, куда его снова посадил отец, он бежал, соблазнив жену тюремщика.

Однажды он увез жену одного старого маркиза в Швейцарию(добровольно). На родине его за это приговорили к смертной казни, и он сидел под приговором несколько лет, но ему удалось добиться его отмены.

И все время он непрерывно учится и работает, пишет книги, художественные и научные. В зрелом возрасте он освободился от власти отца и занялся политикой. За критику дворянских привилегий его ненавидели собратья, но обожали простолюдины. Когда начались выборы, дворяне запретили ему выдвигаться, тогда он пошел кандидатом от третьего сословия и выиграл. По взглядам он был противником привилегий, но конституционным монархистом.

На открытии штатов король выразился в духе: «Вводите налоги, а о государстве думать не ваше дело». Сразу после этого разгорелась борьба за то, как голосовать, совместно или посословно, и она продолжалась целый месяц. От этого зависел перевес третьего сословия. Наконец, ему удалось переманить на свою сторону часть священников и дворян.

Была выдвинута идея, как и раньше, что третье сословие составляет 96% нации, а значит депутаты от него и есть нация. «Мы здесь власть» - решили депутаты, и объявили себя Национальным собранием 17 июня.

Король смотрел на это свирепо и с недоумением. Ишь, быдло распоясалось! И велел закрыть «на ремонт» зал заседаний штатов. Когда депутаты пришли, их не пустила охрана. Тогда они побродив по Версалю, нашли зал для игры в мяч, фактически, спортзал, и стали в нем обсуждать, что делать. Раз мы представляем нацию, будем писать конституцию руками. И поклялись не расходиться, пока не напишут.

23 мая король сказал депутатам, что –то вроде: «Я король, а вы говно, и будете обсуждать то, что я прикажу. Всем разойтись до следующего раза».

Но проклятое быдло расходиться не захотело, а когда пришли от короля с этим требованием, депутат Байи сказал: «Нации не приказывают». А пафосный Мирабо пафосно сказал: «Ступайте и скажите вашему господину, что мы находимся здесь по воле народа и оставим наши места, только уступая силе штыков!»

9 июля Национальное собрание стало Учредительным, то есть поставившим задачу создать новое государство. Король понял, что угрозы не помогают, и приказал стягивать к Парижу войска.